Сб. «Русская икона», СПБ,1914 г. №1, стр. 82-86

                                        Библиография

Книгоиздательство К.Ф.Некрасова. Ц е р к о в ь   И о а н н а   П р е д т е ч и   в    Я р о с л а в л е. Объяснительная статья Н.Первухина. Фотографии И.Лазарева, П.Мосягина и С.Шипова (34 фототипии на отдельных листах и 40 в тексте М.1913.Ц. 16 руб.

Выпущенное К.Ф. Некрасовым издание является первым опытом исследования, посвященного отдельному памятнику древнего русского искусства. До сего времени лишь одной из многочисленных ярославских церквей было посвящено отдельное издание – церкви Илии Пророка. К сожалению, книга эта, роскошно изданная И.А.Вахромеевым, в продажу не поступала и в настоящее время составляет библиографическую редкость.

«Церковь Иоанна Предтечи, что в Толчкове», является примечательным памятником конца ХУП века, но мы все же остережемся повторять вслед за автором объяснительной статьи, что она  «наиболее художественный памятник ярославского стиля эпохи первых Романовых», и прибережем этот окончательный вывод до времени, когда будут исчерпывающе исследованы ярославские сокровища. Теперь же согласимся только с тем, что по количеству живописи толчковский храм является  «п е р в ы м  во всём христианском мире», по словам знатока храмовых росписей Н.В.Покровского. Знаменитая церковь Пресвятой Девы на Саламине (1735 г.), в которой сосчитано западными исследователями до 3724 фигур, уступает в обилии стенописного убранства Ильинской церкви в Ярославле, а храм Предтечи даёт значительно более художественных изображений, чем Ильинский. Но конечно, говорить о первенстве количественном это еще далеко не значит убеждать в значительности художественной. Во всяком

 случае, даже при разглядывании прекрасно воспроизведенных и тщательных фотографий книги мы заметили в росписях достаточную дозу ремесла.

Н.Первухин уверяет нас, что эти росписи – проявление искусства  «младенчески-наивного, но и святого и прекрасного, как молитва чистого ребенка», но мы не нашли такой идеальной гармоничности, да, конечно, ее и не могло быть в эпоху перелома... Наоборот, росписи Церкви  Иоанна Предтечи – явление чрезвычайно сложное и, добавим, еще не разработанное.

К сожалению, автор разбираемой нами статьи вместо выводов, основанных на беспристрастном анализе, дает нам обобщение, продиктованное личным вкусом. Исходя из положения, что  «предтеченские фрески – та же народная поэзия, где есть отдельные песни, но нет отдельных поэтов»,  Н.Первухин как бы скользит поверх темы, часто даёт очень живые описания своих впечатлений, своего восторга, иногда набрасывает интересные картины, делает ценные замечания, но всё же мало затрагивает весьма существенное: кто и под какими влияниями работал над росписями. Мы узнаём только, что работу производила художественная артель из 16  «добрых»  мастеров во главе с  Д и м и т р и е м   Г р и г о р ь е в ы м, что Д.Григорьев был родом из Переяславля Залесского, что он, как видно из материалов И.Е.Забелина и А.И.Успенского, был известен и в провинции, и в Москве... Несомненно, это была вполне определенная художественная школа, наложившая на всех ее участников известные общие черты, но отсюда еще очень далеко до соединения их Н.Первухиным в одно собирательное лицо.

Резкое   и н д и в и д у а л ь н о е   различие существует между росписями  «Процветшее дерево» и  «Премудрость созда себе дом»  и циклом главного храма, посвященным жизни Иоанна Предтечи. Во втором случае мы действительно можем   говорить о большом мастере, великолепно спаявшем воедино разнообразнейшие влияния, но в первом случае находим только причудливую витиеватость – результат сильнейшего влияния Польши. Кем написан «Акафист Божией Матери», показывающий большие, умело использованные знания западной католической живописи? Кто автор этих интереснейших задних планов с таинственными зданиями, особенно прельстивших нас в композиции  «Иосиф рассказывает сны» (стр.34)? Мы не находим у автора статьи попыток проникнуть в эту темную область.

Наиболее характерные фрески написаны рукой смелой, любящей сильные простые движения, композицию незагроможденную, и часто высокохудожественны – таковы циклы  «Дни Творения», «Житие Иоанна Предтечи», «Грехопадение». Возможно, что они характерно обрисовывают дарования Григорьева, во всяком случае, они дают основной тон большинству росписей. Иным духом, более нежным, изощренным и с сильным тяготением к   п о р т р е т н о с т и   отмечены цикл  «Житие Андрея Юродивого», а в особенности замечательная фреска  «Царь Феодор Алексеевич и его сестры в Толгском монастыре».

Опять новое дарование слышно в интересном цикле  «Песнь Песней», несомненного западника и талантливого декоратора. Композиции – почти копии с гравюр западной лицевой Библии Пискатора, 1674 года.

Но кроме сильнейшего тяготения к фрязи, в этих росписях сказывается влияние Персии, даже, возможно, Индии и Китая, и меньше всего – сожаление о ломаемой, такой стройной и совершенной у новгородцев византийской традиции.

К книге приложено несколько снимков с икон, находящихся в Толчковском храме. Отметим из них великолепный образчик виртуозной миниатюры ХУП века  «Символ веры»  и икона  «Благовещения» - какой-то удивительный синтез, итог искусства ХУП века.,. полна  новшеств, взломав до неузнаваемости византийскую традицию, отложилась здесь драгоценной ценой, дала чудесную тему для анализа последних дней древнерусского творчества. Мы не назовем эту икону совершенной – она слишком раздроблена... Но именно эта дробность, эта причудливая путаница Персии с Италией, византийской суровости со строгановской ювелирностью делает ее, по нашему мнению, ярким воплощением тогдашнего искусствопонимания.