критик
 | |
| | ЕВРЕЙСКОЕ ДЕТСТВО, РУССКАЯ ЮНОСТЬ Предисловие публикатора Григорий Иосифович Цейтлин («дядя Гриша») (1890 - 1971гг) – родной брат моей бабушки, Рахили Иосифовны Рубинштейн (1889 – 1971гг). Кроме брата, у бабушки были две сестры: тетя Аня (добрая и ласковая, зубной врач) и тетя Соня – существо сложное, со вздорным, непредсказуемым характером. В раннем детстве я побаивалась тети Ани: она считала своим долгом проверять, как у меня растут и меняются зубы. Запах и вкус шевелящихся во рту пальцев тети Ани (она перед этим протирала их спиртом) остался одним из воспоминаний о ней. Тетя Аня была замужем за дядей Иосифом (Езерским), аптечным провизором, жили они в маленьком домике на подмосковной станции Фабричная. Недалеко от них, в половине другого, продуваемого всеми ветрами строения, жила одинокая тетя Соня, враждовавшая с соседями. Помню живого козленка во дворе у тети Сони, его отняли у козы и дали мне (пятилетней) на руки – подержать, как ребенка. Сестры были бездетными, а единственный сын дяди Гриши Иосиф (Ося) все никак не женился, внуков не было. Дядя Гриша каждый день вставал на рассвете, садился в электричку и ехал к тете Соне, помогать ей по хозяйству. К нам в гости он приходил редко. Однажды он неожиданно привез и вручил бабушке маленький столик для рукоделия – может быть, остаток их общего родительского имущества? Столик до сих пор стоит у нас на даче. Моему младшему брату дядя Гриша несколько раз дарил соломенные картузы с козырьками, обтянутыми голубым ситцем. Брат их никогда не носил, но мы их использовали в игре: вставали друг напротив друга на расстоянии нескольких шагов и пытались набросить картуз на голову соперника, до десяти раз. Проигравший получал имя «Дядя Гриша». При повторной игре можно было стать «дважды (и трижды) дядей Гришей». Воспоминание из моего отрочества: в теплый осенний день родители наняли машину и повезли бабушку на Фабричную – повидаться и, может быть, заранее попрощаться с сестрами: дальняя дорога и само общение уже были для них тяжелы. Меня и брата взяли с собой. Когда мы приехали, дядя Иосиф, добродушный старик с огромными белыми усами, работал в огороде, приводил в порядок опустевшие грядки. Тетя Аня вышла на крыльцо. Оба они были рады, хотя и смущены неожиданностью нашего появления. В домике было чисто убрано и тихо, как в музее… Первой умерла тетя Аня, вслед за ней тетя Соня. После этого дядя Гриша стал приходить к нам в гости регулярно, по субботам, в 9 утра (некоторые члены семьи в это время еще спали), неизменно с тортом, и очень скоро уходил. В одну из таких суббот он с волнением достал из сумки толстую рукопись и оставил на сутки - до следующего утра. В воскресенье ровно в 9 он пришел и унес папку, наотрез отказавшись продлить срок чтения. В доме был грудной ребенок (моя дочка ), мы были уставшие и замордованные. Тем не менее, все с интересом прочитали немалое количество страниц, передавая их друг другу, а мама после этого написала своему дяде восторженное письмо. Через двадцать лет после смерти дяди Гриши, когда я готовила к публикации в журнале "Новый мир" воспоминания Е.Г.Киселевой (см. на этом сайте), мама упрекнула меня: чужую старушку печатаешь, а про своего двоюродного дедушку забыла. Ося, сын дяди Гриши, как оказалось, сохранил заветную папку. Мама была на пенсии. Брат-программист научил ее пользоваться компьютером как пишущей машинкой. Читая воспоминания дяди Гриши, с особой остротой я ловила нечасто мелькающую в них тень его третьей (по старшинству) сестры. Судя по рукописи, большой роли в его жизни она не играла. Они не были духовно близки: мучительные для него вопросы бабушка, вероятно, не воспринимала так остро. Бабушка любила рассказывать мне и брату о своем детстве, о поповской дочери Елене Ивановне, которая учила ее грамоте. Особое место в бабушкиных рассказах занимал отец Елены Ивановны, благочинный священник батюшка Синяков. Однажды во время урока он незаметно подошел сзади и положил свои огромные ладони ей на плечи. Она обмерла от страха. Батюшка с сочувствием сказал: «Что, девочка, одного только рака горе красит?» Заканчивая рассказ, бабушка неизменно прибавляла: «Умирать буду, не забуду этих слов». Батюшка Синяков стал любимым персонажем семейного предания, подросший брат то и дело ссылался на его мудрость. В юности бабушка училась несколько месяцев в г. Юрьеве (Тарту), где познакомилась со студентом Раевским. Он был «естественником», то есть, биологом. Всю жизнь бабушка хранила его письма, часто вспоминала о нем и о том, как отказалась выйти за него замуж. Раевский однажды спросил ее: «Рахиль Осиповна, за что евреев выгнали из Египта?» - «Их не выгнали, они сами ушли!», - ответила бабушка и обиделась. Не знаю, этот ли разговор решил дело, любил ли студент Раевский мою бабушку так сильно, как (теперь я понимаю) она любила его, и вообще, какова была его дальнейшая судьба. Могу только сказать, что через много лет после бабушкиной смерти мой взрослый брат, оторвавшись от телефонного разговора, без запинки ответил на вопрос, как звали Раевского – Георгий Евгеньевич. Елена Ольшанская
| |